Под письмом также подписались главный тренер Александр Сеуканд и его помощники — Анатолий Степанищев, Василий Бобровников. Все это случилось накануне 50-летнего юбилея одного из самых известных украинских хоккеистов Анатолия Степанищева. Анатолий Николаевич входил в легендарный состав «Сокола», который в 1985 году в противоборстве с московскими суперклубами завоевал бронзовые медали чемпионата СССР. Был постоянным игроком второй сборной Советского Союза. Приглашался и в первую команду, выигравшую турниры на призы газет «Руде право» (1983) и «Известия» (1989). Выступал за ЦСКА в поединках с командами НХЛ. Играл в клубах Швейцарии, Австрии, России. В составе сборной Украины был участником чемпионата мира (1999). С 2000 года — на тренерской работе.
«БЫЛО СОВСЕМ ПЛОХО, ЗАТЕМ СТАЛО ЧУТЬ-ЧУТЬ ЛУЧШЕ, ДАЛЬШЕ — СНОВА ХУЖЕ»
— Анатолий Николаевич, похоже, свой юбилей вы встретили, образно говоря, на тонущем корабле...
— Я бы не сказал.
— Такое впечатление создается после прочтения отчаянного письма игроков и тренеров «Сокола» к первым лицам страны и Федерации хоккея...
— Да, это был крик о помощи. Ребята написали письмо, мы, специалисты, работающие с коллективом, его тоже подписали. Руководство нас немного пожурило.
— За что?
— Сказали, что мы, тренеры, не имели права подписывать. Но нам тоже денег не платили. Кроме того, нас в Высшей школе тренеров учили всегда быть с командой. Кстати, именно от нашего вмешательства пошел толчок, сдвиг. Большую часть задолженности погасили. И есть надежда, что все нормализуется.
— Значит, письмо сработало?
— Была реакция — не знаю, чья и откуда. Я вообще в денежные вопросы не лезу. Мое дело — тренировать, на мне вторая команда, и я — помощник в первой.
— Как получилось, что украинский хоккей, который в былые годы по популярности соперничал с футболом, так низко пал, дошел до ручки?
— Все решается на государственном уровне. У нас, кроме футбола, все виды спорта страдают. Раньше какие-то деньги профсоюзы давали — на оплату льда, помещения. Имелось все — финансирование, подготовка. В 91-м хоккейную школу «Сокола» признали лучшей в Союзе. Это о чем-то говорит, правильно? Детские тренеры получали хорошую зарплату. Сейчас этого нет.
Три года было нормально, когда мы выступали в высшей лиге России. Хотя зря там играли: принимали команды за свой счет. Перелеты были большие — много денег потратили, однозначно.
Потом пошло вниз по наклонной. Если не решаются финансовые вопросы, все умирает. Было совсем плохо. Затем стало чуть-чуть лучше, дальше — снова хуже. Знаете, как тельняшка: одна полоса — белая, другая — темная. Вот так и у нас периодами идет. Сейчас «Сокол» выступает в чемпионате Беларуси, где хоккей, как и в России, возведен в ранг государственной политики. Играем для людей и чтобы подготовить игроков для сборной.
— Во сколько лет вы закончили карьеру хоккеиста?
— В 39, отыграв три года за «Нефтехимик» (Нижнекамск). За него выступали русские, украинцы, белорусы, казахи, татары — интернациональная команда. Тренером был — царствие небесное! — Владимир Андреев. Что-то у него не ладилось с руководством. Его убрали. А я, капитан, заявил: «Всегда был честен перед собой и Владимиром Владимировичем. Доигрываю до Нового года и ухожу».
И не только по этой причине. Надоело в Нижнекамске. Один, без семьи, а я человек домашний. Тяжело. Тоска началась. А тоску, если не заглушаешь игрой и тренировками, приходится в паузах чем-то другим растворять (смеется).
Решил: все, хватит, отыграл свое! Позвонил из Киева Василий Митрофанович Фадеев, начальник «Сокола»: «Нам нужны такие игроки, как ты. Доигрываешь и становишься тренером». Завершил сезон. Хорошо отыграл.
Попросили и на следующий остаться. Два-три матча отбегал — чувствую: уже не тяну. Не то настроение. Если выходишь на лед, показывай свой класс, выкладывайся на полную силу. Есть определенная планка, ее надо поддерживать или уходить. Так я стал вторым тренером у Сеуканда. В девять начал, в 39 закончил — ровно 30 лет в хоккее...
— Закончили в полном здравии? Травмы не сыграли какую-то роль?
— Травмы были, от них никуда не денешься. Но у молодых они быстро заживают. В моем возрасте приходилось больше работать. За мной ребята тянулись. Андреев, когда были приличные игры, просил меня выходить на лед через смену. Играем с питерским СКА. Борис Михайлов, тренер армейцев, подзывает меня: «Степан, я не понял. Тебе столько лет, а ты так надрываешься!». Если через смену играешь, нагрузки накладываются. Раз — и что-то потянул. Но все больше переломы почему-то: то ребер, то пальцев.
Были проблемы с сердцем. Но уже после того, как отыграл. Дал себе слово: пять лет — ни хоккея, ни футбола! И началась экстрасистолия: допустим, после пяти ударов, один — пустой, опять пять толчков — и пауза (экстрасистолия — нарушение нормального ритма сердца. — Авт.). Навешали мне на тело приборов на сутки. Понаблюдали, говорят: «Дружище, без нагрузки нельзя». Ну, думаю, опять надо себя поддерживать в форме.
«В КИЕВ Я УЕХАЛ БЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ, НО НИ О ЧЕМ НЕ ЖАЛЕЮ»
— Почему из всех городов, куда вас приглашали, выбрали Киев?
— Тут надо все по порядку рассказать. Я родом из Липецка. Отец мой был дальнобойщиком. С ним катался, ездил по многим городам. Спал на стуле перед дверью, чтобы он, отправляясь в рейс, не прошел мимо меня.
Наверное, если бы в хоккей не играл, был бы дальнобойщиком — у меня любовь к машинам. Когда сам управляю, не устаю. Могу преодолеть любое расстояние. Ездил на автомобиле в Австрию, в Швейцарию. Очень мне это нравится!
И к отцу была большая привязанность. Он мужик правильный. Учил никогда не хитрить, не врать. И у меня теперь по жизни такое кредо. Я тоже мужик правильный. Если слукавлю, лицо начинает гореть. Таких, как я, сразу по глазам видно. А иные в маске всю жизнь ходят, и нормально.
Две-три машины в рейс ездили. Всего повидал. В Волгограде — Мамаев курган, где Родина-мать. Потом — по Курской дуге. Москва, Одесса, Астрахань — разные города. То есть я могу сравнивать, где лучше, где хуже.
Останавливаемся на ночевку. Дальнобойщики собираются, несут свои примусы. С собой брали картошечку, делали поджарочку. По 100 грамм выпили, ничего страшного. И понеслись разговоры — про рейсы, про политику. Отец говорил: «Слушай, учись — пригодится». А у меня уши большие были, все впитывал.
— Так ведь водители обычно выражаются крепко, всякие словечки проскакивают...
— Не без этого. Кто-то приструнит других: «Тихо, ребенок же слушает». Ничего страшного. Главное, чтобы сам не повторял.
— Но повторяли же...
— А как же. У всех выскакивает. На катке, слышу, пацан матом ругается. Говорю: «Иди-ка сюда! Отжимайся!» — порицание такое. «А вы мне не тренер». — «Я Степанищев, понял? Отжимайся! И скажи об этом своему наставнику».
— Увлечение поездками не сказывалось на ваших занятиях хоккеем?
— Я ездил с отцом только тогда, когда это не мешало тренировкам и урокам в школе. После Липецка играл за «Дизелист» (Пенза). Мы были фан-клубом московского «Динамо». Подобралась хорошая тройка — Сергей Светлов, Сергей Яшин и я. Первым в «Динамо» пошел Светлов, за ним — Яшин. Приехали за мной. А я говорю: «Нет».
— Отчего так?
— Я по тем временам не очень любил Москву. Не нравилась она мне! От столичной суеты и беготни у меня голова начинала болеть. Я как бы считал, что еще не готов ехать туда. Думал: достигну какого-то рубежа, все равно предложения будут. Играл за «Дизелист» еще два года. И пошло! Звали в «СК имени Урицкого» (Казань), потом — в ЦСКА, в «Спартак». Много команд разговоры начали вести — приезжали агенты, выдергивали из гостиницы, уговаривали.
Потом мы поехали в Киев на турнир. Весной, в послесезонье. Я до этого в Киеве ни разу не был: у отца не попадалась туда поездка. Посмотрел на город: «Вот это красотища!». Подходит ко мне тренер-селекционер «Сокола» Бронислав Викторович Самович, предлагает перейти в команду. Говорю: «Подумаю». Второй раз заводит со мной разговор, я уже — 50 на 50. А в третий раз согласился.
Но из Пензы меня не отпускали: «Будешь играть за московское «Динамо»!». В общем, я подсказал, кому надо что сказать. Приехал отец с товарищем, я забрал свои манатки и отправился в Киев. Получилось, может быть, не очень красиво: уехал без разрешения. Но я ни о чем не жалею. Прибыл сюда, все вопросы, в принципе, порешали. Город, семья, друзья — все нормально. Больше никуда не уезжал.
«ЖИЛЬЕ У НАС ДАВАЛИ ТОЛЬКО ЖЕНАТЫМ, ХОЛОСТЫМ — КРАЙНЕ РЕДКО»
— Когда вас приглашали в ЦСКА?
— Я уже играл в Киеве. В 83-м «Сокол» был на сборах в Черкассах. Позвонили из Москвы: меня позвали к армейцам на «предсезонку» — я с ними тренировался.
Сборная параллельно готовилась к турниру на приз газеты «Руде право» в Чехословакии. Подломался Вова Крутов из первой пятерки, и меня к ним определили. Поучаствовал в одной тренировке, во второй — раскатке так называемой. Вечером — игра с «Крыльями Советов».
Поставили к Макарову, Ларионову, Фетисову и Касатонову. Тогда я, нервничая, чесался. Полночи себя зудом изводил. Думал: «Как с такими величинами буду играть? Они же в сборной с 19 лет».
Но ничего, обошлось. Была разминка перед игрой. Фетисов говорит: «Так, мужчина, не нервничать, не психовать. Все, что нужно, подскажем. Поможем. Давай вперед!». Макаров с Ларионовым подошли: «Играй, как можешь».
Вышел, отыграл, слава Богу. Два пасика еще отдал. С ними главное — пас дать, а они забьют. «Все, — думаю, — домой поеду». Но не тут-то было. Объявляют состав, и я слышу свою фамилию. Мне говорят: «Ты удивлен? Не удивляйся».
Перейти в ЦСКА мне предлагал Борис Моисеевич Шагис, селекционер армейцев. Вернее, намекал. Я сказал: «Нет, вернусь в Киев». После турнира меня подозвал Виктор Тихонов: «Молодой человек, к вам подходил Борис Моисеевич? Делал предложение?». — «Да». — «Что вы об этом думаете?». — «Не, — говорю. — Я возвращаюсь». — «Все, без вопросов». Не уговаривал. Нет так нет.
Приехал я в Киев. Многие ребята узнали и удивились: «Ты что, дурачок? Подумай, это ж ЦСКА!». Владимир Голубович, мой партнер по тройке, тоже советовал: «Едь! Вернуться назад всегда успеешь». А я заладил одно: «Не, не, не!».
А сам колебался. И пошел слух, что я в раздумьях. Подзывает меня Анатолий Васильевич Богданов, главный тренер, и говорит от имени руководства: «Мы знаем, что тебя приглашают в ЦСКА. Если поедешь, это — перспектива. Но хотим, чтобы ты остался. Подумай, мы даем тебе квартиру». Ну, тут уже я определился, хотя сказал Богданову: «Еще подумаю». — «Хватит два дня?». — «Конечно».
А я три с половиной года в Пензе и уже почти два с половиной года в Киеве обитал на базе. Знал, конечно, что когда-то получу квартиру. Но жилье у нас давали только женатым, холостым — крайне редко, а я еще тогда семьей не обзавелся. До меня всего двоим таким ребятам выделили ордера. Я — третий за всю историю клуба.
«Ничего себе, — думал, — я неженатый, а мне дают квартиру в центре города, на Саксаганского». Балдел! Два дня решил не раздумывать, сообщил уже на следующий день, что согласен. Георгий Вартанович Джангирян, начальник команды, сказал: «Толя, есть три варианта. Поехали выбирать». — «Я готов!». Посмотрели, выбрали более или менее приличную...
«ЗАЩИТНИК ТАК ДАЛ, ЧТО У МЕНЯ НИ ПЕРЧАТОК, НИ ШЛЕМА. КЛЮШКА НА ТРИБУНУ УЛЕТЕЛА»
— Тихонов вам не мстил за отказ?
— Может быть, что-то и было. Наверное, закралась обида, что Степанищев почему-то отказался. Думаю, не было таких людей, чтобы капризничали, когда их приглашали. Не буду Бога гневить. Может, Виктор Васильевич считал, что я недостоин, не знаю. А перешел бы в ЦСКА — и в сборной играл бы.
Наша тройка — Степанищев — Малков — Шастин — в течение трех лет была третьей по забиваемости, я постоянно попадал в число 33-х лучших игроков чемпионата Союза, но Тихонов не брал меня в первую сборную. А защитники тогда, помните, какими были? И надо было этих здоровых дядек обхитрить, обыграть. Но я как-то свои 180 голов забил. Это выше среднего считалось.
Я во второй сборной был практически постоянно. Играл и за олимпийскую. В перерывах. Все ребята отдыхали, а я ездил — то в Швецию, то в Канаду, то в Японию... Весь мир увидел. Один год только пропустил — у меня травма была. Я долго терпел боль и дотерпелся до того, что на операционный стол положили. Сезон пошел кувырком.
Тихонов знал обо мне, ему тренеры второй сборной рассказывали, что прилично играю. Три раза я в турнире «Ленинградской правды» участвовал, был лучшим нападающим. Играл с Ковиным и Варнаковым. Можно было спокойно поставить нашу тройку в первую сборную, и все было бы хорошо.
И вдруг — меня снова берут! Выигрываем турнир на приз газеты «Известия». На последнюю игру приехали жены — моя и Валеры Ширяева, чтобы вместе вернуться в Киев. Уже купили купейные билеты.
Нам говорят: «Ребята, вы отправляетесь играть за ЦСКА с клубами НХЛ». Думаю: «Вот это да!». Жены вернулись домой, а мы (Дмитрий Христич еще был из «Сокола») полетели в Канаду.
— Впечатлений много?
— Вагон и тележка: выходишь на 20-минутную разминку перед игрой — полстадиона уже забито. Зрители минуты три постояли, потом сели и начали топать ногами об пол. А он железный, и гул такой, что не слышишь свистка судьи.
Тренеры нас предупредили: «Первые 10 минут — повнимательнее. Соперники бегут, сразу провоцируют стычки, в пресс дают. Надо это вытерпеть». Я думал: прорвемся. Но они как побежали на нас! Шайбу принимаешь — соперник в тебя врезается, отдаешь пас — снова влепляется с размаху. Глаза опустишь — и ты уже на льду. Постоянно надо лавировать.
Синяков и шишек в этом турне было много. Я после одной игры повредил пальцы, не мог держать клюшку, пропустил два матча. Потом сыграл, хотя рука еще болела.
Один финт хотел сделать. В средней зоне набрал скорость, показал, что иду влево, потом делал перенос веса — координацию справа на клюшку — и попытался оббежать возле борта. Защитник подкатился, раскусил мою стратегию и так дал, что у меня ни перчаток, ни шлема. Клюшка на трибуну улетела. «Попал в душу», как у нас называется, в дыхалку. Сознания не терял, но впал в прострацию.
Свисток. Встал. Что было дальше, не помню. Мне рассказали, что я поехал не на скамейку запасных, а в противоположную сторону — к судейскому столику. Ребята остановили: «Мы в другом месте сидим». Тихонов нервно спрашивает: «Как дела? Сотрясение?». — «Нет». — «Давай играй дальше, ничего не было!». А потом: «Не, пускай посидит, сейчас он, видишь, стороны потерял».
— Не было желания расквитаться с канадцем?
— Какая там месть? Я даже его номера не заметил. Задача была — никаких удалений. Ладно, когда звезды первой величины удаляются, а если ты, тренеры могут тебя съесть и так припечатать к скамейке, что больше не выйдешь на лед. Это потом уже были и драки, и «ответки». Когда тебе дали — и ты должен врезать. Не подставлять другую щеку.
— Думалось ли тогда: смог бы играть и в НХЛ?
— Такие мысли были. Не буду себя в грудь бить, но справился бы. Это был мой хоккей. Хотя здесь я больше в комбинационный хоккей играл. У меня скорость была хорошая, владение коньками нормальное. Про меня говорили: «Бежал и еще смотрел, где партнер, соперник, жена, подруга». Шутка, конечно.
С клубами НХЛ я сражался и за московский «Спартак». Запомнилось, как в Монреале перед игрой с местным клубом нам предложили посмотреть баскетбольный матч НБА.
Места были только на самой верхотуре — аж на пятом этаже. Лифт такой здоровый. Наших полкоманды влезло, и еще другие болельщики втиснулись. Полтора этажа проехали — вдруг лифт остановился. Монтеры долго не могли его отремонтировать. Стоим впритирку, как селедки в бочке, наш тренер Борис Кулагин — посередине. Говорим на разных языках. К концу игры мы оттуда вылезли. Борису Палычу плохо стало. Его раздели, оказывали ему помощь, а мы сели в автобус и отправились в гостиницу.
«ШТРАФОВАЛИ ЗА ОПОЗДАНИЕ, ЗА КУРЕНИЕ, ЗА ВЫПИВОН. КОРОЧЕ, ЗА ВСЕ...»
— Как ковалась «бронза» киевского «Сокола» в 85-м году?
— Пошла масть. Поверили в то, что можем, почувствовали это, нацелились на результат. Хороший коллектив подобрался, сплоченный. Во всем — дружба, взаимопомощь. Состав стабильный. Начиная с 81-го по 89-й мы вообще из шестерки лучших не выходили — то четвертые, то пятые, то третьи, то шестые. Это говорит о классе команды.
Первое — коллективные действия, дисциплина на льду, выполнение игрового задания. Второе, конечно, — физические данные. Чтобы соответствовать игре с ЦСКА, надо было все три периода работать и работать, не останавливаясь. Мы выигрывали у них 7:6, 5:3, 4:3. Была ничья 3:3, когда я забил две шайбы, у меня в тот день дочка родилась. В общем, давали бой нормальный. Плюс у нас отличный вратарь был — Юрий Шундров.
— Что можете сказать о нем?
— Он мой друг, а что можно говорить о друге? Очень хороший порядочный человек. Столько мы с ним соли съели! 10 лет вместе в поездках жили. Считаю, что после Владислава Третьяка он был второй. Тут для меня вопросов нет, заявляю это открытым текстом.
— Вы упомянули о сплоченности коллектива, о дисциплине, о хорошем физическом состоянии. Но всего этого могло не быть, если бы вы нарушали режим. Видимо, Анатолий Богданов держал вас в крепких руках...
— Конечно, потому что за двое суток до игры — сборы. Возвращаемся — отпускает домой. Потом, даже если отыграли, — опять на базу. Утром — домой, в пять — на тренировку. Чередовал: игра — база. В общем, все время — база. Оно, конечно, очень сильно давило на психику. Бывало, когда он давал выходные, народ срывался. Понятное дело... А как иначе, если тебя держат, держат в напряжении. Одни и те же рожи надоели друг другу. Постоянно: Дворец спорта — автобус — база, база — автобус — Дворец спорта.
Из развлечений только бильярд, телевизор. Ну, в своей комнате закроешься... Разрядка ведь должна быть, правильно? Я всегда так говорю. И пусть ко мне кто-нибудь подойдет и скажет: «Я не выпивал». Не знаю таких. Все употребляли, но разумно. И вместе случалось. Хотя когда надо было выходить играть — все! Если кто-нибудь обманывал сам себя и нас — товарищей, партнеров, — получал сразу. Были и драки, и конфликты.
Надо следить за собой. Выпил пива — ничего страшного нет. А вот сколько — другой вопрос. Две бутылки, может, и на пользу пойдут. А если шесть-восемь принял — это уже на здоровье влияет, на ноги. Но кто хотел, может, столько и выпивал.
— Как воздействовала система штрафов?
— Завтра не попадал в состав, а команда выиграла — минус 100 рубчиков премии. Нарушай дальше! У нас было процентное соотношение игры в основном составе и во второй команде. Это влияло на зарплату. Насколько, не знаю, я никогда в запасе не сидел.
Существовала и шкала штрафов. За опоздание на тренировку или на автобус. За выпивон. Первый раз — 100 рублей, потом — 200, 300. Или — до свидания! В зависимости от того, в каком состоянии ты пришел. За курение наказывали. За большие штрафные на поле, которые повлияли на исход матча. За то, что ударил соперника в ответ, и это отрицательно сказалось на результате. Голы, передачи — плюс, минус. Они тоже считались. Короче, за все!
В конечном счете это влияло на так называемые «отоварки» — заходы на склады, где через профсоюзы команде предоставлялись как поощрение дефицитные товары. Но на всех не хватало. Первыми отоваривались по списку лучшие игроки — приобретали, к примеру, детские шубки. Тем, кто по списку шел 10-м, одежек для малышни уже не доставалось.
Меня это сильно подстегивало, стимулировало. Я всегда играл за себя, за команду и за свою семью. И стремился, чтобы моя жена шла на «отоварку» с гордо поднятой головой, не стесняясь меня... Однажды случилось так, что Анатолий Васильевич Богданов наказал нашу тройку (я считаю, не по делу), и мы оказались в очереди на дефицит 15-16-ми. Ни я не пошел, ни жена. Супруги Шастина и Малкова тоже ее проигнорировали.
«О ЧЕМ БЫ МЫ С ЖЕНОЙ НИ НАЧАЛИ ГОВОРИТЬ, ВСЕ РАВНО ПЕРЕХОДИМ НА СПОРТ»
— Штрафы, списки на «отоварку» — от кого это исходило? От Богданова?
— Думаю, да. У него все годы, сколько я играл, всегда был совет из игроков. В него входили вратарь Шундров и четыре полевых игрока.
— Вы в него тоже входили?
— Я оттуда, наверное, никогда не выходил (смеется). Богданов всегда с нами советовался, но решение принимал сам.
— Жаль, что он сегодня не приобщен к украинскому хоккею...
— Считаю, что это большой минус. У меня только положительные эмоции при воспоминаниях о нем. Он много сделал для нашего хоккея, для «Сокола», для нас, ребят. Если взять тот состав, то, наверное, процентов 80 из него стали тренерами. Одни работают в России, другие — во Франции или в Германии. Значит, педагогическая тактика была правильной, человеческие качества нормальные.
Скажу, что все равно были команды явно сильнее нас — тот же ЦСКА. И Богданов — без доски, без рисования — находил такие слова, что мы выходили на поле и играли, как говорят, еще и за тренера. Конечно, трений тоже было много. Не буду упоминать какие-то мелкие моменты — высказываюсь в общем. Пусть что-то в тренировочном процессе, как говорил Анатолий Васильевич, делалось методом проб и ошибок, но это приносило результат, и значит, было правильно.
— С Богдановым вам повезло, а с супругой?
— Еще как повезло! Елена работала спортивным тележурналистом на УТ-1, ей поручили взять у меня интервью. Встретились, поговорили, понравились друг другу. Обменялись телефонами. Туда-сюда, опять встретились. Так оно закрутилось, завертелось потихонечку. Ну, и все. Через год поженились. Родилась дочка Дарья. Подросла, занималась фехтованием, гимнастикой, теннисом, конным спортом. Сейчас работает продюсером, снимает рекламные клипы.
Знаете, как еще везет? Я — спортсмен и жена — спортсменка, чемпионка Украины по лыжам среди юниоров. Потом играла в хоккей на траве в бориспольском «Колосе», который гремел в то время. Общие интересы. О чем бы мы с ней ни начали говорить, все равно переходим на спорт.
Окончила торговый вуз, поступила на факультет журналистики в Киевский университет имени Шевченко. Работала на телевидении и параллельно занималась. Когда мы жили в однокомнатной квартире на Саксаганского, тумбочками нам служили книги.
Я учился тоже, но мы хитрили при учебе. А ей пришлось выкладываться по-настоящему. Три года была директором объединения «Спорт» УТ-1. Сейчас — главный редактор по спорту. Так что своим трудом и умением достигла больших высот.
Когда я играл в Швейцарии, она, конечно, была со мной, а потом не выдержала. «Я уже здесь, — говорит, — тупею. Дочку в садик, потом в школу отвела. Привела обратно. Убрала, постирала. Приготовила. Тебя жду. И это все? Ведь годы проходят!». Я с ней согласился: жизнь, наверное, не для того дана, чтобы не работать. Вернулись в Украину.
Все, что ни делается, к лучшему. Теперь моя супруга Елена Васильевна Степанищева при своем деле. На четырех летних и четырех зимних олимпиадах она была комментатором украинского телевидения. А на двух последних руководила «Олимпийской» телевизионной командой Первого национального канала. Я рад за нее.
Михаил Назаренко
Правда у него судя по слухам руководство «талантливое» завелось. 
Так что успехов им обоим!
Ось що хочу сказати з цього приводу...